26.02.2018
Алексей Благовестнов – известный российский скульптор из Москвы, автор памятников, установленных не только в России, но и за рубежом. В интервью художник рассказал о своей творческой философии, памятных работах и впечатлениях от Ханты-Мансийска, где он был не однажды. Беседа с Алексеем Благовестновым состоялась в преддверии фестиваля кинодебютов «Дух огня» в Ханты-Мансийске, где установлена одна из его скульптур – памятник одному из создателей кинофорума Александру Абдулову.
- Ваш отец – известный российский скульптор Алексей Иванович Благовестнов. Получается, что Ваше профессиональное будущее было предопределено?
- Оба мои родителя – скульпторы. Отец закончил Суриковский институт, где впоследствии учился и я. Мать же — самородок, она училась на модельера, потом стала заниматься скульптурой. Но их с отцом вкусы и пристрастия в скульптуре были совершенно противоположны: если отец — приверженец классической академической школы, реализма, то матери ближе были французские художники рубежа 19-20 веков, экспрессионисты.
У меня была полная свобода выбора профессии. Я был настоящим советским ребёнком из интеллигентной семьи — учился музыке и фигурному катанию. С детства я мечтал быть композитором, хотя, конечно, был погружён в профессиональную художественную среду, посещал выставки, знал всех художников, учился в специализированной художественной школе. В какой-то момент я оказался на распутье — чем заниматься? Спортом — тут смущала короткая спортивная жизнь — только лет до 30. Музыкант-исполнитель тоже имеет ограниченную славу – в основном у современников.
Скульптура же мне показалась наиболее долговечным искусством и в итоге выбор пал на неё. При этом я осознавал, что на одном мастерстве в искусстве далеко не уедешь и, чтобы остаться в истории, нужно создать свой неповторимый мир — не просто манеру, набор приемов, которым живет большинство художников, но мир образов, которые могли родиться только у меня.
- Большинство Ваших работ связано с миром искусства – скульптуры Виктора Цоя, Рублева, Александра Абдулова, группы ВГИКовцев... Когда Вы создаете скульптурные образы, чем мотивируете выбор героев?
- Для меня как для русского художника самое важное – передать душу, психологию. Моя задача – не столько изобразить человека, но показать его чувства и мысли. Передать это в скульптуре можно прежде всего в образах людей искусства, для которых эмоции – их рабочий инструмент.
Через своих героев я постигаю смысл искусства — для меня общение с этими образами подобно прочтению хорошей книги или путешествию. Конкретизация личности связывает нас со временем. Поэтому я никогда не леплю абстрактных персонажей, но всегда конкретных. Даже в серии работ, посвящённых художникам итальянского возрождения, я иду в постижении их образов через лица конкретных моих современников и через конкретные имена этих художников. Кстати, в Ханты-Мансийске хранится первая моя работа на эту тему — Джотто (в гипсе). И в других работах, которые также были мною подарены в один из музеев Ханты-Мансийска — ранних, студенческих ещё работах явственно проступает мое намерение искать конкретные имена моим работам. Магнус Великий (2000 г.) - это средневековый философ-схоласт Альберт Магнус, то есть великий, который жил в 13 веке, был наставником Фомы Аквинского. Альберт примирил христианское учение с античной философией Аристотеля, он похоронен в Кельнском соборе, который потряс меня, и эта работа возникла после моей первой поездки в Европу. И третья моя работа в Государственном художественном музее Ханты-Мансийска — скульптурное объемное воспроизведение автопортрета Альбрехта Дюрера из Мюнхенской пинакотеки – в котором впервые художник сравнил себя с Создателем.
Начиная скульптуру, я пытаюсь восполнить то, чего и кого мне недостаёт в жизни, вернуть в нашу жизнь тех, кто ушёл, не возводя их на пьедестал, не отрывая их от нас, а поместив в сегодняшнюю жизнь. Поэтому я никогда не ставлю скульптуру на постамент с надписью. Сергей Соловьев сказал на прошлом фестивале, что возможность пожать руку Андрею Рублёву рождает в нем поразительное чувство. Именно ради этого я делаю свои скульптуры, а выбор героя определяется тем, кого мне в моей жизни не хватает.
- Где черпаете вдохновение? Что побуждает творить?
- Главным вдохновителем для меня является искусство кино. Меня интересуют такие вопросы, как жизнь и смерть, драматургия образа.
Система вдохновения художника — это его лицо. Сегодня нельзя вдохновляться многими вещами, которые вдохновляли художников раньше, например, просто красотой женщины, мужественностью мужчины, очарованием юности — это стало настолько общим местом, что современное произведение неминуемо становится банальностью в пластических искусствах. Для меня источник вдохновения — сильные, порой даже трагические переживания, встреча с яркими творческими личностями, архитектура и пространство. Вообще, источник моего вдохновения неисчерпаем, поскольку он внутри меня и питается всеми моими впечатлениями, моей жизнью, моими эмоциями, постоянной метаморфозой рождаемых мною образов.
- Есть ли у Вас любимая работа, которую Вы бы назвали работой всей жизни?
- Любишь всегда больше всего ту работу, которую делаешь сейчас. Но если говорить о тех работах, которые сыграли определяющую роль в моей последующей судьбе, то это не одна работа, а практически все мои крупные скульптуры, некоторые из которых уже обрели своё место и стали известны, как памятник Виктору Цою на мотоцикле, надгробный памятник Вячеславу Тихонову, памятник выпускникам ВГИКа и памятник Абдулову в Ханты-Мансийске. Но в равной степени и те, которые созданы, некоторые даже отлиты в бронзу, но пока «путешествуют», не найдя своего пристанища: Андрей Рублёв, которого на прошлый «Дух огня» в Ханты-Мансийск попросил привезти Сергей Соловьев, скульптура поэта Иосифа Бродского, Василия Блаженного, русского ученого-агронома Николая Железнова, героев романа Толстого и фильма Соловьева «Анна Каренина», скульптура по мотивам картины Кузьмы Петрова-Водкин «Купание красного коня» и другие мои работы, которые в прошлом году были выставлены в Париже, в церкви Мадлен. Сейчас скульптуры находятся в Европе и вряд ли в ближайшее время вернутся на родину. Но моя мастерская не пустует: после выставки я активно работаю, закончил скульптуру, посвященную столетию событий 1917 года, которую пока не выставлял, начал одну работу для Франции, её судьба тоже ещё не известна. Вообще каждая большая работа для меня становится этапом, каждая мне дорога и важна как отпечаток моих переживаний, как дневник моей жизни.
- Есть ли работы с интересной историей создания?
- У каждой работы своя судьба, и не только связанная с процессом создания, но и с дальнейшей её жизнью или бытованием. Судьбы скульптур составляют рисунок моей собственной жизни, её пересечений с жизнями и судьбами других людей.
Например, одна из моих деревянных работ, «Джотто», сделанный после гипсового варианта, хранящегося в ханты-мансийском музее, вырезана из яблони сорта «Китайка», которую срубили в самом центре Москвы, около современного здания Совета Федерации. Когда я был ребёнком, мне мама варила варенье из её маленьких яблок, а теперь скульптура соседствует с самой известной в стране коллекцией русской религиозной деревянной скульптуры в Пермской художественной галерее.
В 2008 году я начал работать над своей «Анной Карениной», а в 2009 году сделал памятник у ВГИКа, а после – и памятник Абдулову, который стоит в Ханты-Мансийске. С каждой из этих работ есть своя история, все они родились вследствие творческой дружбы с Сергеем Соловьевым. Так, когда я лепил Каренину, Сергей Александрович разрешил мне выбрать любое платье Анны для работы. Я выбрал то, в котором она бросается под поезд – оно было для меня пластически наиболее интересно и отвечало моему собственному психологическому состоянию. Она стоит перед выбором – не только между жизнью и смертью, но между страстью и долгом, между любовью к мужчине и привязанностью к сыну. Мы в жизни постоянно совершаем выбор, осознанно или неосознанно – это и есть основное содержание моей скульптуры.
Итак, получил я от Соловьева костюм из костюмерной. Помню, идём мы с ним по коридорам Мосфильма с огромным тюком и встречаем Евгения Миронова, который пошутил: «Что, Сергей Александрович, грузчиком сделались?». Соловьев ответил: «А своя ноша не тянет».
Потом, уже в 2010, когда Соловьев показывал свою Каренину в ЮНЕСКО в Париже, и мою Каренину показали там. Она ехала в грузовике и немного пострадала (гипс — довольно хрупкий материал). Выгрузили ящики с ней в здание ЮНЕСКО и как раз мимо проходила Ирина Бокова, которая была тогда чуть ли не самым главным начальником в ЮНЕСКО. Она поинтересовалась, что за куски гипса лежат на полу, а Соловьев и говорит ей: «Это современная инсталляция, представляет Анну Каренину после встречи с поездом». На следующий день уже все было в порядке, но эту историю Сергей Александрович часто рассказывает.
Моя дипломная работа — «Цой на мотоцикле» сдружила меня с Сергеем Соловьёвым, много путешествовала ещё в виде гипсовой модели, а потом, когда я её отлил в бронзу, нашла своё место в неожиданном месте — городе Окуловка в Новгородской области. Это железнодорожная станция между Петербургом и Москвой, памятник установлен рядом с ней, и город благодаря Цою стал центром притяжения для фанатов группы «Кино» и любителей рок-музыки, буквально изменив жизнь небольшого райцентра, в котором начали проводить музыкальный фестиваль.
Интересна и судьба памятника Александру Абдулову, установленного у КТЦ «Югра-Классик» в Ханты-Мансийске. Я начал его после фестиваля 2008 года, где уже вручили призы памяти Абдулова. Работа шла непросто и долго. Помню, как 6 января 2011 года ко мне в мастерскую приехал Сергей Соловьев с сыном Дмитрием и Александром Кудрявцевым и решили, что мне наконец удалось поймать образ. Скульптуру перевели в гипс и привезли на фестиваль. Потом она вернулась в Москву, о ней забыли, а в 2013 году объявили конкурс на памятник Абдулову, который я выиграл. Скульптуру отливали в Милане, в исторической литейной мастерской, где работали известные итальянские мастера Манцу и Мессина, где годом раньше я отливал памятник Тихонову. Там никто не знал, кто такой Абдулов, но всем очень понравилась сама статуя. Ко мне подошёл как-то англичанин – молодой скульптор, который проходил там стажировку и протянул лист бумаги, на котором по-русски латинскими буквами написал: «У тебя красивая скульптура». Это было очень приятно, и особенно потому, что, не зная героя скульптуры, люди не переносили на нее своего отношения к герою — они оценивали только мое искусство.
Я торопился доставить бронзовую скульптуру в Ханты-Мансийск к началу фестиваля — но тут возникла небольшая проблема – все пассажирские паромы, которые курсируют между европейскими портами и Петербургом, были перемещены в Чёрное море и превращены в отели для гостей Олимпиады в Сочи, поэтому пришлось везти скульптуру на грузовом пароме. Она была показана внутри КТЦ «Югра-Классик» на «Духе огня» 2014 года, а установлена уже в июне. Тогда я впервые увидел Ханты-Мансийск летом.
- Есть ли у Вас нереализованные проекты? Чей скульптурный образ Вам бы хотелось создать?
- У меня нет недостатка в замыслах, они рождаются каждый день, некоторые реализуются при первой возможности, другие ещё ждут своего часа. Поскольку скульптура — ресурсоемкий вид изобразительного искусства, не все удаётся воплотить в том виде, в том материале, в котором было изначально задумано. Гипс, который порой становится для скульптур финальным материалом, не всегда соответствует замыслу. Одна из таких «заноз» — моя мечта о мраморном воплощении Анны Карениной. Для этого нужны не только деньги — она должна обрести постоянное место, потому что каменные работы с большим количеством тонких деталей гораздо более хрупки, чем даже гипс, который легко можно починить. Так что надеюсь, что когда-нибудь у меня появится возможность сделать мраморную Каренину. Есть и ещё более грандиозные замыслы…
- Уже несколько лет вы изготавливаете памятные призы для МФКД «Дух огня». В чем для Вас отличие скульптуры и приза, какие чувства вызывает окончание работы над призом и над скульптурой?
- Впервые я приехал на фестиваль в Ханты-Мансийск в 2007 году, общался там с Александром Абдуловым, с которым уже был знаком. А однажды ночью, когда почти все разошлись, я видел, как он постукивал на барабанах, а Сергей Рыженко играл на скрипке в атриуме «Югорский долины».
Когда Соловьев узнал о болезни Абдулова, я оказался рядом с ним, он как раз выбирал натуру для фильма «Асса-2». Я видел, как Сергей Александрович переживал, видел, каким ударом для него стала смерть друга. Он сразу, буквально в тот январский день 2008 года позвонил мне и сказал, что хочет делать приз имени Саши для актеров и попросил меня его сделать. Мне сначала эта идея не очень понравилась, но потом я понял, что в этом желании Соловьева выражается живая память о живом и необыкновенно теплом человеке, что в этом протест против его смерти, когда скорбь находит выход в почитании памяти и в желании продлить жизнь, так внезапно прерванную.
У меня было около месяца до начала фестиваля, когда приз должен был быть вручён. Я примерно через месяц принёс Соловьеву портретный бюст, который он резко раскритиковал, сказал: «Ты Наполеона вылепил, а не Сашу». Я стал переделывать на глазах Сергея Александровича, а он поставил мне свой фильм «Чёрная роза — эмблема печали, красная роза — эмблема любви», где Абдулов играл главную роль. В какой-то момент Соловьев вырвал у меня из рук работу и велел ничего не трогать и сказал: «Все, оставь – это он».
Бюст получился очень живой, экспрессивный, словно быстрый этюд — в нем есть свежесть и драматизм врубелевского «Демона». Это был первый опыт нашей совместной работы, когда Соловьев очень точно сумел поставить передо мной задачу и вдохновить на работу. У меня было буквально несколько дней на формовку, отливку, на то, чтобы найти камень для постамента — я работал в таком темпе, что страшно вспомнить. Но все успели вовремя, призы были вручены впервые на фестивале 2008 года, через полтора месяца после кончины Абдулова. А главное — это настоящее художественное произведение, в котором отразился дух фестиваля и мгновение счастья, память о фестивале, который стал уже традиционным и знаковым событием Ханты-Мансийска, который сделал этот город известным в мире кино.
Ну и кроме того, этот приз — мое авторское произведение, которое из рук художника передаётся каждый раз новым лауреатам фестиваля. И мое развитие как художника, мои выставки, проекты, моя известность делает этот приз с каждым годом все более ценным. В прошлом, 2017 году президент МФКД Сергей Соловьев удостоил и меня фестивального приза «Золотая тайга» «За серию скульптурных композиций, определивших монументальный, вечный взгляд на кинематографическую культуру России».
- Какие впечатления у Вас о фестивале в Ханты-Мансийске? Появилось ли любимое место в городе, где Вам нравится бывать, может быть, где хотели бы установить какую-то свою композицию?
- «Дух огня» — это важное культурное событие не только для Ханты-Мансийска, но и для русской культуры, для кино в целом. Хорошо, что он есть и он должен быть в этом городе, он стал традицией.
По поводу места могу сказать, что зимой в Ханты-Мансийске довольно прохладно для прогулок, поэтому я прежде всего вспоминаю не пространство города, а отдельные «точки» — конечно КТЦ «Югра-Классик», который мне хорошо известен, это, можно сказать родное место. Атриум в «Югорский долине», который связан у меня с памятью встреч со многими интересными людьми – как местными, так и приезжими. Конечно, одним из самых привлекательных мест для меня является художественный музей, куда я прихожу на свидание с моими редкими ранними работами, как на свидание с юностью. Жаль только, что музей, кажется, пока не осознает их ценности, они стоят не всегда удачно, но зато в одном пространстве с работами классиков русского искусства. Внутреннее пространство и экспозиции Музея Природы и Человека мне тоже очень нравится, люблю там бывать. Люблю я и березовую рощу в центре города, которая напоминает мне о подмосковных лесах моего детства. Прекрасное впечатление и от Ледового дворца, где проходило открытие фестиваля в 2008 году.
В городе много скульптур очень разного значения и качества, здесь после гигантизма композиции с мамонтами трудно удивить размером, только величием и масштабом замысла. Скульптура, несомненно, обладает привлекательностью для туристов и может работать на известность того города, где она установлена, как показывает мой опыт с памятником Цою в Окуловке.
У меня есть один проект, который может показаться фантастическим, и который можно осуществить, только найдя настоящего серьезного партнера. Одной из моих любимых тем стал диалог живописного и скульптурного языка; в надгробном памятнике Вячеславу Тихонову я создал рельеф с неоконченной картины Леонардо да Винчи из галереи Уфицци во Флоренции — «Поклонение волхвов» почти в натуральную величину. Когда я обращаюсь к живописи как к источнику своей скульптуры, речь не идёт о фокусах с переводом в 3D. То, что я делаю — не копия, а развитие замысла художника, диалог с ним. Многие считают, что каждое направление в искусстве замкнуто внутри своей эпохи и не может выйти за её рамки. Поэтому можно восхищаться произведениями прошлого в музее, не соотнося то, что делают художники сейчас с вековой традицией. Я с этим не согласен и считаю, что художник должен ориентироваться не столько на своих современников, сколько на великих, соревноваться с ними.
Давно мечтаю воспроизвести в скульптуре одно из величайших чудес света — фреску Микеланджело «Страшный суд» из Сикстинской капеллы. Её размер 13,7 х 12 метров, в ней около 400 фигур, осуществление этого замысла может быть долгим, но, в конце концов, если осуществится, покажет, что Россия — не только страна неисчерпаемых природных ресурсов, но родина людей, живущих порой в сложных природных условиях, благодаря силе духа и культуре. Ведь мы знаем, что главное богатство нашей земли, в том числе Югры — это люди, душам которых нужны вера и красота.
